Стук-постук

Информация для родителей: Стук-постук — поучительная сказка, написанная шведской писательницей Астрид Линдгрен. Однажды в деревню Капелу пришёл волк и убил овец. Очень сильно страдали люди в деревне, но потом все вместе собрались и убили волка. Но, к сожалению, овец не вернуть. Сказку «Стук- постук » можно читать детям в возрасте от 6 до 9 лет.

Картинка к сказке Стук-постук

Читать сказку Стук-постук

Давным-давно, во времена нищеты и голода, по всей стране водились волки. И вот однажды на хутор Капелу пришёл волк и напал на овец. Проснулись утром хуторяне, глядь, а курчавые овечки и ласковые ягнятки лежат на лугу мёртвые, и кругом разбрызгана кровь — всех волк загрыз, ни одной не оставил. Худшего несчастья для бедных людей невозможно и представить. Ах, как горевали, как плакали обитатели Капелы! Как проклинала вся округа кровожадного убийцу! Мужики собрались и с ружьями, с ловчей сетью отправились на охоту, выгнали зверя из логова и поймали в сеть. Там волку и смерть пришла. Поделом ему, злодею. Не будет больше овец губить! Да только плохое это утешение: пропали овечки — назад не воротишь! Ужасное горе случилось в Капеле.

Больше всех горевали двое: дедушка да внучка Стина-Мария, самый старый и самая малая из обитателей Капелы. Сели они на пригорке позади овчарни и заплакали. Сколько раз они любовались отсюда овечками, которые паслись на лужайке, и всегда все было тихо и спокойно, никаких волков в помине не было. Все лето каждый день дедушка и внучка приходили сюда: дед грел на солнышке старые косточки, а Стина-Мария строила среди камней игрушечные домики и слушала дедушкины рассказы. Дедушка много сказывал такого, про что знают только старые люди. Про хульдру — чешет хульдра золотым гребешком свои длинные волосы, а сама спину закрывает, потому что сзади она пустотелая; и про эльфов сказывал дедушка — к эльфам близко не подходи, эльф дохнет на тебя, порчу наведёт; ещё сказывал дедушка про водяного — водяной живёт в речном омуте и на арфе играет; от дедушки узнала Стина-Мария про троллей — тихо бродят тролли в лесной чаще; и про подземных жителей — эти прячутся в глубоких норах, и даже и имя их нельзя произносить вслух. Обо всем этом и толковали дедушка и внучка, сидя за овчарней, — старый да малый всегда друг к другу тянутся.

Иной раз дедушка говорил Стине-Марии заветный стих, такой же древний, как хутор Капела:

Стук-стук-постук! Для овечек тучный луг. Сколько было — столько есть. Тучек на небе не счесть.

В такт этим словам дедушка ударял посохом о землю, а под конец подымал его над головой, чтобы Стина-Мария поглядела, как в вышине пасутся тучки; поэтому, дескать, небеса хранят всех овечек и ягнят, которые живут в Капеле.

Но сегодня дедушка со Стиной-Марией оба плакали, потому что нынче никак нельзя было сказать «сколько было — столько есть», овечки погибли все до единой, и небеса, хоть и пасутся на них тучки, не уберегли земных овечек и ягнят от волка.

— Кабы живы были овечки, мы бы их завтра стригли, — сказала Стина-Мария.

— Да, кабы живы были овечки, — вздохнул дедушка, — мы бы их завтра стригли.

Стрижка овец была для Капелы праздником. Конечно, для овец и ягняток никакой радости в этом не было, зато радовались Стина-Мария с дедушкой и все остальные обитатели хутора. Сначала на холм возле овчарни притаскивали большую бельевую лохань, потом доставали большие овечьи ножницы, которые в остальное время висели на стене в сарае, а мама Стины-Марии выносила из дому нарядные красные ленты, которые она соткала своими руками, — этими лентами овцам опутывали ноги, чтобы не разбежались. Потому что овцы трусили и не хотели купаться в лохани, им не нравилось, когда их связывали и переворачивали вверх ногами, им неприятно было прикосновение холодных железных ножниц. И они совсем не желали расставаться со своей мягкой, тёплой шубой для того, чтобы обитатели Капелы могли сделать себе зимнюю одежду. Овцы отчаянно блеяли у дедушки на коленях, не понимая, зачем их стригут. Дедушка всегда сам стриг овец, никто не умел так ловко управляться с ножницами. А пока дедушка стриг, Стина-Мария держала голову ягнёночка и пела ему песенку, которой выучилась у дедушки:

Ох, ты мой ягнёнок,

Бедненький малыш!

Ах, бедные ягнятки! То, что с ними теперь случилось, было куда страшнее. Волчьи зубы злее, чем ножницы, а обливаться собственной кровью, конечно, гораздо хуже, чем искупаться в большой лохани.

— Никогда уж, наверно, не будет больше овечьей стрижки в Капеле, — сказала Стина-Мария.

Но как говорится, поживём-увидим…

Наступил вечер. Дедушка уже отправился спать в свою каморку, но вдруг спохватился, что забыл где-то свой посошок.

— Остался, поди, лежать за овчарней, — сказал дедушка. — Сбегай, внученька. Да смотри поторопись, чтобы похлёбку без тебя не съели.

Дело было уже к осени, и когда Стина-Мария пустилась бегом за дедушкиным посохом, на дворе начинали сгущаться сумерки; кругом было тихо-тихо, нигде ни шороха. Странное чувство охватило девочку, ей вдруг сделалось очень страшно. Вспомнила она тут все, что слыхала про хульдру и троллей, про эльфов и водяного и про подземных жителей. И начало ей всякое мерещиться. Скирды хлеба в поле чернели так угрюмо! Никак это тролли? Сейчас подкрадутся неслышными шагами! Вот плавают над лугом пряди вечернего тумана. Нет! Это эльфы потихоньку слетаются все ближе, чтобы дохнуть на девочку и навести порчу. А хульдра в лесу! Не она ли затаилась среди деревьев? Так и зыркает огненными очами на девочку, которая вздумала одна бродить среди ночи! А что затевают подземные жители? Те, кого нельзя называть по имени?

Но за овчарней на пригорке, на том месте, где сидел дедушка, нашёлся его посох. Стина-Мария подняла его с земли и, едва почувствовала в руке гладкое дерево, как сразу перестала бояться. Присела Стина-Мария на камушек и снова окинула взглядом поле и луг, лес и усадьбу. Увидала девочка, что в поле стоят скирды, из которых потом намолотят хлеб, увидала, как на лугу, колыхаясь, подымается вечерний туман, как чернеют в лесу деревья, увидала, как светятся в доме окошки, озарённые изнутри приветливым пламенем очага: и всё это милая, родная Капела — тут уж все страхи Стины-Марии точно рукой сняло.

Даже камень, на котором сидела Стина-Мария, был частью Капелы. Лисьим камнем называл его дедушка, потому что под камнем в земле была дыра. Дедушка говорил, что это лисья нора, но никто на хуторе уже не помнил, чтобы тут когда-нибудь водились лисы. Стина-Мария подумала про лису, вспомнила про волка, но нисколько не испугалась. Она подняла дедушкин посох и постучала по земле, точно как дедушка. А потом взяла и сказала старинный стих, такой же старый, как хутор Капела:

Стук-стук-постук! Для овечек тучный луг. Сколько было — столько есть. Тучек на небе не счесть.

И вдруг в тот же миг что-то произошло. Откуда ни возьмись, появился перед Стиной-Марией маленький человечек, весь сумеречно-серый и смутный, как вечерний туман. И глаза у него были старые-престарые, как земля и камни; и голос был старый, словно журчание воды в реке или шорох ветра. Старичок заговорил так тихо, что Стина-Мария еле различала его слова.

— Кончились все овечки, — бормотал он, — кончились овечки, и Стук-постук кончился. Не будете барабанить у нас над головой. Кончились ваши овечки!

После этих слов Стина-Мария поняла, что перед нею стоит один из подземных жителей. И тут ей стало так страшно, так страшно как никогда ещё не бывало! Она не могла ни слова сказать, ни пальцем пошевелить — так и застыла, сидя на камне, и только слушала шёпот и бормотание.

— Сама говоришь: «Сколько было — столько есть»! И вот и нету у тебя овец, были да сплыли! Мы видали ночью, как их волк всех придушил. Но если ты обещаешь, что не будешь делать Стук-постук, тогда я дам тебе новых овец.

Стина-Мария вся дрожала от страха, но услышав, что ей дадут новых овец, разом перестала дрожать:

— Ты и взаправду дашь мне новых овечек?

— Дам, если сама за ними придёшь, — ответил серый человечек.

Не успела Стина-Мария опомниться, как человечек снял её с Лисьего камня будто пушинку, откатил камень в сторону, а потом подхватил девочку, и они провалились в тёмный подземный лаз, такой длинный, что, казалось, конца не будет этой дороге, она тянулась, точно долгая чёрная ночь, и Стина-Мария подумала: «Вот уж никогда не видала таких лисьих нор. Верно, смерть моя пришла!»

И вот она очутилась в подземном царстве. Там, где дремлют окутанные сумраком дремучие леса, где ветер никогда не колышет ветвей, где густой туман неподвижно висит над сумрачными водами, в которые никогда не заглядывают ни солнце, ни луна, ни звёзды — там вечно царит первозданная древняя тьма, и там в глубоких пещерах и гротах живут подземные жители. Но сейчас они все вылезли из своих нор и толпою теней окружили Стину-Марию.

Седой старичок, который привёл Стину-Марию в подземное царство, сказал подземным жителям:

— Мы дадим ей овец — столько, сколько у неё было. А ну-ка, овцы! Сколько вас волк задрал — все идите сюда!

И тут Стина-Мария услыхала, как зазвенели колокольчики, смотрит она и видит — выходят из лесу друг за дружкой овечки и ягнятки. Только не беленькие, как в Капеле, а серые, и у каждой овцы за ушко подвешен золотой колокольчик.

— Забирай своих овец и возвращайся в Капелу, — сказал серый человечек.

И тут все подземные жители расступились, чтобы пропустить Стину-Марию и её овечек. И только одна женщина не сошла с дороги. Стала и стоит перед Стиной-Марией — серая, словно тень, и старая, как земля и камни.

И вот женщина-тень берёт в руку русую косу Стины-Марии и шепчет:

— Какая ты беленькая, какая светленькая! Красавица моя, солнышко! Давно я мечтала о такой девочке.

Потом женщина-тень ласково провела невесомой рукой по лбу девочки, и в тот же миг Стина-Мария позабыла все, что раньше любила.

Позабыла она про солнце, про луну и звёзды, забыла голос родимой матушки, забыла имя отчее, забыла милых братцев и сестричек, забыла дедушку, который качал её на руках, — никого больше не помнила Стина-Мария, вся Капела в один миг сгладилась в её памяти. Одно только и запомнила девочка, что стала она хозяйкой овечек с золотыми колокольчиками. И начала Стина-Мария гонять овечек в дремучий лес на пастбище и водить на водопой к сумрачному озеру, а самого маленького ягнёночка она брала на руки и укачивала, напевая песенку:

Ох, ты мой ягнёнок,

Бедненький малыш!

Эти слова девочка помнила; а когда она пела, ей почему-то казалось, что и сама она маленькая овечка, отбившаяся от дома, и порой Стине-Марии случалось тогда всплакнуть. Но она все про себя забыла и не знала, кто она такая на самом деле. Ночевать девочка приходила в пещеру, где жила женщина-тень; Стина-Мария звала эту женщину мамой. Овечек она тоже приводила на ночь в пещеру и укладывала спать рядом с собой, ей нравилось слушать, как в темноте позванивают их колокольчики.

Сменялись дни и ночи, проходили месяцы и годы, а Стина-Мария все пасла своих овечек в сумрачном лесу, мечтала да пела песенки на берегу сумрачного озера, а время все шло.

Безмолвная тишина царила в подземном мире. Ни звука не слышала тут Стина-Мария, кроме собственного тихого пения да тонкого звона золотых колокольчиков; разве что иногда над сумрачным озером, куда она приводила на водопой своих овечек, вскрикнет в тумане какая-то птица.

И вот однажды сидела она в забытьи на бережку, глядела, как пьют овцы, и задумчиво черпала рукой воду. Как вдруг раздался такой грохот, что все кругом вздрогнуло, всколыхнулись сумрачные воды; потом раздался голос, такой громкий, что все деревья в сумрачном лесу приклонились к земле, и на все подземное царство прогремели старинные слова, такие же старые, как хутор Капела:

Стук-стук-постук! Для овечек тучный луг, Сколько было — столько есть. Тучек на небе не счесть.

Стина-Мария вздрогнула и точно проснулась.

— Слышу, дедушка! Слышу! Я — здесь! — закричала она.

Тут же она опамятовалась и все припомнила. Вспомнила дедушку, вспомнила голос родимой матушки, вспомнила имя отчее, вспомнила, кто она такая, и поняла, что родной дом её на хуторе Капела.

И вспомнила Стина-Мария, что она живёт в плену у подземных жителей в том тёмном царстве, где не светят ни солнце, ни луна, ни звёзды. И вот пустилась Стина-Мария бежать со всех ног, а овцы и ягнята за ней; казалось, что серая речка течёт следом за Стиной-Марией по сумрачному дремучему лесу.

А подземные жители, услыхав грохот и громкий голос, вылезли из своих пещер и гротов и злобно зашептались, а глаза у них почернели от злости. Все смотрели на Стину-Марию и бормотали все громче и показывали пальцем на девочку. И тогда серый старичок, который привёл сюда Стину-Марию, кивнул головой.

— Пускай поспит в сумрачном озере, — пробормотал он. — Не будет нам тишины и покоя, покуда её род живёт в Капеле. Пускай она поспит в сумрачном озере.

И сразу же подземные жители, словно тени, обступили Стину-Марию, и схватили её, и повлекли к озеру, над которым стелился густой туман.

Но тут женщина, которую Стина звала своей мамой вдруг как закричит во весь голос! Никто ещё не слыхал в подземном царстве такого крика.

— Красавица моя! — кричала женщина-тень. — Солнышко моё!

Она ворвалась в толпу и обхватила Стину-Марию своими лёгкими руками. Посмотрев на подземных жителей почерневшими от гнева глазами, она крикнула им срывающимся голосом:

— Только я сама, и никто другой, уложу моё дитя спать, когда настанет время!

Она подняла Стину-Марию на руки и понесла к озеру, все подземные жители стояли молча и ждали.

— Пойдём, красавица моя! — бормотала женщина. — Пойдём, спать пора!

Над озером клубился туман. Едва женщина вступила в него, он густой пеленою обвил её и девочку. Но Стина-Мария заметила, как внизу под ногами блеснула вода, и с тоской подумала: «Ох ты мой ягнёночек, не видать тебе больше Капелы!»

Но женщина-тень, которую Стина-Мария звала мамой, погладила её лёгкой рукой по головке и шепнула:

— Беги вслед за овечками, красавица моя!

И Стина-Мария очутилась совсем одна, в густом тумане не видно было ни зги, только впереди звенели золотые колокольцы, и девочка шла за ними. Колокольчики вели её сквозь мрак и туман, она шла долго-долго, сама не зная куда, и после долгого пути вдруг почувствовала под ногами траву, короткую общипанную овцами травку, какая бывает на выгоне.

«Вот уж не знаю, куда я попала, — подумала Стина-Мария. — Но трава тут растёт такая же, как у нас дома».

В тот же миг туман пал росою и девочка увидала месяц. Месяц светил над хутором Капела, он как раз выглянул из-за крыши овчарни. А на Лисьем камне сидел дедушка и держал в руках своих посох.

— Где же ты так долго пропадала? — спросил дедушка. — Пойдём скорее домой, пока похлёбка не остыла!

Но тут он замолчал. Потому что увидел овец. Красивые белые овечки паслись на лугу вместе с малыми ягнятами, дедушка ясно разглядел их на лугу в свете месяца и услышал нежный звон колокольчиков.

— Вот уж правда старость не радость, — сказал дедушка. — У меня в ушах звенит, и я вижу овец, которых загрыз волк.

— Это не те овцы, которых волк загрыз, — сказала Стина-Мария.

Тогда дедушка посмотрел ей в глаза и понял, где побывала Стина-Мария. Тот, кто побывал у подземных жителей, на всю жизнь остаётся меченым. Даже если ты пробыл там ровно столько времени, сколько надо, чтобы похлёбка сварилась и месяц успел подняться над овчарней, метка все равно останется у тебя на всю жизнь.

Дедушка поднял Стину-Марию на руки и посадил её к себе на колени.

— Ох, ты мой ягнёночек, — сказал дедушка. — Сколько же времени ты пропадала, бедная овечка?

— Много месяцев и много лет, — ответила Стина-Мария. — И если бы ты не позвал меня, я бы там и осталась.

Но в старых дедушкиных глазах светилась радость при виде овечек. Он всех пересчитал и убедился, что их столько же, сколько сгубил волк.

— Похоже, что в Капеле всё-таки будут стричь овец, — сказал дедушка Стине-Марии. — Похоже, что надо мне с вечера наточить овечьи ножницы. Если, конечно, лунные овечки — твои.

— Мои они, чьи ж ещё! — сказала Стина-Мария. — Сейчас они беленькие, а были серые, когда мне их дали…

— Тсс. Молчок! — перебил дедушка.

— Дали те, кого нельзя называть по имени, — закончила Стина-Мария.

Месяц все выше поднимался над крышей овчарни и озарил своим светом луг, на, котором паслись овцы и ягнята хутора Капела. Дедушка взял свой посох и постучал по земле: «Стук-стук-постук…»

— Тсс! Молчок! — остановила его Стина-Мария. И шёпотом, дедушке на ушко, сказала стих, который был так же стар, как старинный хутор Капела:

Стук-стук-постук! Для овечек тучный луг. Сколько было — столько есть. Тучек на небе не счесть.

0 0 голоса
Рейтинг статьи