Волшебный холм
Информация для родителей: Волшебный холм — это волшебная сказка, написанная Гансом Христианом Андерсеном. В ней говорится о сказочных лесных персонажах — троллях, которые приехали свататься к дочкам лесного царя. Сказка будет интересна детям в возрасте от 5 до 9 лет. Текст сказки «Волшебный холм» написан увлекательно и легко, поэтому её можно читать детям на ночь. Приятного чтения вам и вашим малышам.
Читать сказку Волшебный холм
Яркие ящерицы так и сновали по растрескавшейся коре старого дерева. Они прекрасно понимали друг дружку — ведь разговор-то они вели по-ящеричьи.
— Нет, вы только послушайте, как гремит и гудит внутри волшебного холма, — сказала одна ящерица. — Из-за их возни я вторую ночь глаз не смыкаю. Уж лучше бы зубы болели, все равно ведь не спишь.
— Там что-то затевается! — сказала вторая ящерица. — На ночь, до первых петухов, они поднимают холм на четыре красных столба, он как следует проветривается, а лесные девы разучивают новые танцы с притоптыванием. Что-то там затевается!
— Да, да, — подтвердила третья. — Я говорила со знакомым дождевым червём, он как раз вылез из холма, копался там день и ночь в земле и много чего понаслушался. Видеть-то он не видит, бедняга, а вот подкрасться да подслушать — это он мастер. Там ждут гостей, знатных гостей, иностранцев, а вот кого — этого червь не захотел сказать, а может, и сам не знает. Всем блуждающим огонькам приказано готовиться к факельному шествию. Так, что ли, это у них называется? Все столовое серебро и золото — а этого там полно — чистят и выставляют на лунный свет.
— Что же это за гости такие? — спросили разом все ящерицы. — И что же это такое там затевается? Вы только послушайте, как гудит, как гремит!
В эту минуту волшебный холм раскрылся, и оттуда, семеня, вышла старая лесная дева. Спина у неё была голая, но в остальном она была одета вполне прилично. Она была дальней родственницей старого лесного царя, служила у него экономкой и носила на лбу янтарное сердце. Ноги её так и мелькали — раз-два, раз-два! Ишь как засеменила — и прямо в болото, где жил козодой.
— Вы приглашены к лесному царю на праздник нынче ночью, — сказала она. — Только сначала мы бы хотели попросить вас об одной услуге: не согласитесь ли вы разнести приглашения? Ведь вы у себя приёмов не устраиваете, так не мешало бы помочь другим. Мы ждём к себе знатных иностранцев — троллей, если это вам что-нибудь говорит. И старый лесной царь не хочет ударить лицом в грязь.
— Кого приглашать? — спросил козодой.
— Ну, на большой бал мы зовём всех подряд, даже людей, если только они умеют разговаривать во сне или занимаются ещё хоть чем-нибудь по нашей части. Но к первому блюду решено приглашать с большим выбором, только самую знать. Сколько я спорила с лесным царём! По-моему, привидения и то звать не стоит. Прежде всего надо пригласить морского царя с дочками. Они, правда, не очень любят бывать на суше, но мы посадим их на мокрые камни, а то и ещё что получше придумаем. Авось на этот раз они не откажутся. Потом нужно пригласить всех старых троллей первого разряда, из тех, что с хвостами. Потом — водяного и домовых, а кроме того, я считаю, нельзя обойти могильную свинью, трёхногую лошадь без головы и гнома-церквушника. Правда, они вроде бы относятся к духовенству, а это народ не нашего толка, но, в конце концов, это только их работа, а по родству-то они ближе к нам и постоянно нас навещают.
— Хорошо! — сказал козодой и полетел созывать гостей.
А лесные девы уже кружились на волшебном холме. Они разучивали танец с покрывалом, сотканным из тумана и лунного света, и тем, кто находит вкус в таких вещах, танец показался бы красивым.
Большой зал внутри холма был прибран на совесть. Пол вымыли лунным светом, а стены протёрли ведьминым салом, так что они сияли, точно тюльпаны на солнце. Кухня ломилась от припасов; жарили на вертелах лягушек, начиняли репейником шкурки ужей, готовили салаты из поганок с лягушатиной, мочёными мышиными мордами и цикутой. Пиво привезли от болотницы, а игристое вино с селитрой доставили прямо из кладбищенских склепов. Все готовилось по лучшим рецептам. На десерт собирались подать ржавые гвозди и битое стекло от церковных окон.
Старый лесной царь велел почистить свою корону толчёным грифелем, да не простым, а тем, которым писал первый ученик. Раздобыть такой грифель даже для лесного царя задача не из лёгких. В спальне вешали занавеси и приклеивали их змеиной слюной. Словом, дым стоял коромыслом.
— Ну теперь ещё покурить конским волосом и свиной щетиной, и я считаю — моё дело сделано! — сказала старая лесная дева.
— Папочка, милый! — приставала к лесному царю младшая дочь. — Ну скажи, кто такие эти знатные иностранцы?
— Что ж! — ответил царь. — Пожалуй, можно и сказать. Две мои дочки сегодня станут невестами. Двум из вас придётся уехать в чужие края. Сегодня к нам пожалует старый норвежский тролль, тот, что живёт на нагорье Доврефьель. Сколько каменных замков у него на утёсах! А ещё у него есть золотой рудник, лучше, чем многие полагают. С ним едут два его сына, они должны присмотреть себе жён. Старый тролль — настоящий честный норвежец, прямой и весёлый. Мы с ним давно знакомы, пили когда-то на брудершафт. Он приезжал сюда за женой, теперь её уже нет в живых. Она была дочерью короля меловых утёсов с острова Мё. Ох и соскучился же я по старику троллю! Правда, про сыновей идёт слух, будто они неважно воспитаны и большие задиры. Но, может, это все одни наговоры, уделить им побольше внимания — и они выправятся. Надеюсь, вы сумеете привить им хорошие манеры!
— Когда же они приедут? — спросила одна из дочерей.
— Все зависит от погоды и ветра! — отвечал лесной царь. — Они хотят сэкономить на дорожных расходах, едут с попутным кораблём. Я советовал им ехать сушей через Швецию, но старик и слушать об этом не хочет. Отстаёт он от жизни, вот что мне в нем не нравится.
Тут прибежали вприпрыжку два блуждающих огонька, один старался обогнать другого и потому прибежал первым.
— Едут! Едут! — закричали они.
— Дайте-ка я надену корону, — сказал лесной царь, — да стану там, где луна светит поярче.
Дочки подобрали свои длинные покрывала и отвесили земной поклон.
Перед ними стоял Доврефьельский тролль в короне из ледяных сосулек и полированных еловых шишек. Он был закутан в медвежью шубу, на ногах тёплые сапоги. Сыновья же его ходили без подтяжек и головных уборов — они мнили себя здоровяками.
— И это холм? — спросил младший и ткнул пальцем в волшебный холм. — У нас в Норвегии это назвали бы ямой.
— Дети! — сказал старик. — Яма уходит вниз, холм уходит вверх. У вас что, глаз нет?
Сыновья заявили, что удивляет их тут только одно: как это они сразу, без подготовки, понимают здешний язык.
— Не представляйтесь! — сказал старик. — А то ещё подумают, что вы совсем неучи.
Все вошли в волшебный холм. Там уже собралось изысканное общество, да так быстро, будто гостей ветром надуло. Все было устроено к удобству и полному довольству гостей. Морской народ сидел за столом в больших кадках с водой и чувствовал себя как дома. Все вели себя за столом как положено, только молодые норвежские тролли задрали ноги на стол: они думали, что все, что бы они ни делали, выглядит очень мило.
— А ну, ноги из тарелок! — прикрикнул Доврефьельский тролль, и братья нехотя, но послушались.
Карманы их были набиты еловыми шишками, и они щекотали ими соседок. А потом стащили с ног сапоги, чтобы чувствовать себя привольнее, и дали держать их дамам.
Зато их отец, Доврефьельский тролль, был совсем другой. Он так интересно рассказывал о величественных горах Норвегии, о водопадах, которые в белой пене срываются со скал и то грохочут, как гром, то поют, как орган. Он рассказывал, как выпрыгивают из воды встречь рушащемуся с высоты потоку лососи, чуть только заиграет на золотой арфе водяной, как в светлые зимние ночи звенят бубенцы саней и мальчишки с горящими факелами носятся по льду, такому прозрачному, что видно рыб, которые в страхе бросаются врассыпную у них из-под ног. Да, старик был мастер рассказывать! Все прямо-таки видели и слышали все, о чём он говорил. Вот шумит лесопильня, вот парни и девушки поют песни и отплясывают халлинг-гопля! И вдруг старик тролль ни с того ни с сего чмокнул, будто бы как дядюшка, старую лесную деву, а ведь на самом-то деле никаким родственником он ей не приходился; поцелуй вышел самый взаправдашний.
Настал черёд лесных дев показать, как они танцуют, и они исполнили и простые танцы, и с притоптыванием, и так это ловко у них получалось! Ну, а потом пошёл художественный танец, тут полагалось «забываться в вихре пляски». Ух, ты, как они вскидывали ноги! Тут уж не разобрать было, где начало, где конец, где руки, где ноги — все разлеталось, словно щепки, так что трёхногой лошади без головы стало дурно, и ей пришлось выйти из-за стола.
— Н-да! — сказал старый тролль. — Ногами-то вертеть — это у них лихо получается. Ну а что они ещё умеют, кроме как плясать, задирать ноги да крутиться волчком?
— Сейчас увидишь, — сказал лесной царь и вызвал свою младшую дочь.
Она была самая красивая из сестёр, нежная и прозрачная, словно лунный свет. Она положила в рот белую щепочку и стала невидимой — вот что она умела делать!
Однако старый тролль сказал, что не хотел бы иметь жену, умеющую проделывать такие фокусы, и его сыновьям это вряд ли по душе.
Вторая сестра умела ходить рядом сама с собою, будто была собственной тенью, — ведь тени-то у троллей нет.
У третьей были совсем иные наклонности — она обучалась варить пиво у самой болотницы. Это она так искусно нашпиговала ольховые коряги светляками.
— Будет хорошей хозяйкой! — сказал старик тролль и подмигнул ей, но пива пить не стал — он не хотел пить слишком много.
Вышла вперёд четвёртая лесная дева, в руках у неё была большая золотая арфа. Она ударила по струнам раз — и почётные гости подняли левую ногу, ведь все тролли — левши. Ударила второй, и все готовы были делать то, что она прикажет.
— Опасная женщина! — сказал старик тролль, а сыновья его повернулись и пошли вон из холма: им все это уже надоело.
— А что умеет следующая? — спросил старый тролль.
— Я научилась любить все норвежское, — сказала пятая дочь. — И выйду замуж только за норвежца. Мечтаю попасть в Норвегию.
Но младшая сестра шепнула троллю на ухо:
— Просто она узнала из одной норвежской песни, что норвежские скалы выстоят, даже когда придёт конец света. Вот она и хочет забраться на них — ужасно боится погибнуть.
— Хо-хо! — сказал старый тролль. — И только-то? Ну а что умеет седьмая, и последняя?
— Сначала шестая, — сказал лесной царь, уж он-то умел считать.
Но шестая ни за что не хотела показаться.
— Я только и умею, что говорить правду в глаза, — твердила она, — а этого никто не любит. Уж лучше буду шить себе саван.
И вот дошла очередь до седьмой, последней дочери. Что же умела она? О, эта умела рассказывать сказки, да к тому же сколько душе угодно.
— Вот мои пять пальцев, — сказал Доврефьельский тролль. — Расскажи мне сказку о каждом.
Лесная дева взяла его руку и начала рассказывать, да так, что он только со смеху покатывался. А когда пришёл черёд безымянного пальца, который носил на талии золотое кольцо, будто знал, что не миновать помолвки, старый тролль заявил:
— Держи мою руку покрепче. Она твоя. Я сам беру тебя в жёны.
Но лесная дева ответила, что она ещё не рассказала про безымянный палец и про мизинец.
— А про них мы послушаем зимой, — ответил старый тролль, — про все послушаем: и про ёлку, и про берёзу, и про подарки злой феи-хульдры, и как трещит мороз, послушаем. Для того я и беру тебя с собой, чтобы ты рассказывала мне сказки, у нас там никто этого не умеет. Будем сидеть в пещере перед пылающим костром из сосновых дров да попивать мёд из древнего золотого рога норвежских королей. Водяной подарил мне несколько таких рогов. Будем сидеть у огня, а к нам наведается Гарбу — добрый дух пастбищ. Он споёт тебе песни, которые поют норвежские девушки, когда пасут скот в горах. То-то весело будет! Лосось запляшет в водопаде, начнёт биться о каменные стены, но к нам ему не попасть. Да уж, поверь мне, ничего нет лучше доброй старой Норвегии… А где же мальчики?
И правда, где же мальчики? Они носились по полю и тушили блуждающие огоньки, которые чинно построились и готовы были начать факельное шествие.
— Хватит лоботрясничать! Я нашёл для вас мать, а вы можете жениться на своих тётках!
Но сыновья ответили, что им больше по душе произносить речи и пить на брудершафт, а жениться им неохота. И они произносили речи, пили на брудершафт и опрокидывали бокалы вверх дном, чтобы показать, что все выпито до дна. Потом они стащили с себя одежду и улеглись спать прямо на стол — стеснительностью они не отличались. А старый тролль отплясывал со своей молодой невестой и даже обменялся с ней башмаками, ведь это куда интереснее, чем меняться кольцами.
— Петух прокричал, — сказала старая лесная дева, которая была за хозяйку. — Пора закрывать ставни, а то мы тут сгорим от солнца.
И волшебный холм закрылся.
А по растрескавшемуся старому дереву сновали вверх и вниз ящерицы, и одна сказала другой:
— Ах, мне так понравился старый норвежский тролль!
— А мне больше понравились сыновья, — сказал дождевой червь, только ведь он был совсем слепой, бедняга.